citat: зощенко

Крым - это форменная жемчужина.
Оттуда народ приезжает - только диву даешься.
То есть поедет туда какой-нибудь дряхлый интеллигентишка, а назад приезжает - и не узнать его.
Карточку раздуло. И вообще масса бодрости, миросозерцания.
Одним словом, Крым - это определенно кузница здоровья.

С нашего двора поехал в Крым такой товарищ, Серега Пестриков.
Личность эта была форменно расхлябанная. Которые знали Серегу раньше, все подтвердят.
То есть никакого в нем не было горения и миросозерцания.
Другие граждане в дому все-таки по праздникам веселятся. В горелки играют, пьют, в козла дуются.
Вообще живут от полного сердца. Потому здоровые, черти.
А этот мракобес с работы, например, вернется, ляжет брюхом на свой подоконник и в книгу уткнется.
Погулять даже не пойдет. Скелет у него, видите ли, ходить не может, растрясся за день.
И уж, конечно, не пьет, не курит, женским персоналом не интересуется. Одним словом, лежит на своем окне и догнивает.
Вот какой это был нездоровый человек!
Родственники видят - неладно с парнем. Стали насчет Крыма хлопотать. А то сам не может. Схлопотали.
Поломался, поломался парень, но поехал.
Полтора месяца его там держали. Купали и в ногу какую-то дрянь вспрыскивали.
Наконец вернулся. Приехал.
Это ахнуть можно было от удивленья. Морда, конечно, черная. Лопнуть хочет. Глаза горят. Волосья дыбом стоят. И вся меланхолия пропала.
Раньше, бывало, этот человек мухи не тронет. А тут не успел приехать, в первый же день дворнику Федору морду набил. Зачем за сараем недоглядел - дрова раскрали.
Управдома тоже хотел за какую-то там мелочь застрелить из нагана. Жильцов всех раскидал, которые заступались.
Ну, видим, не узнать парня. Совершенно поправился. Починили человека. Отремонтировали капитально.
Пить даже начал от полноты здоровья. Девицу ни одну мимо себя не пропускал. Скандалов сколько с ним было - не сосчитать.
Крым - это форменная жемчужина, как человека обновляет!..

М.Зощенко

Михаил Зощенко
Рассказ АРИСТОКРАТКА (коротко)

Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках.
Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой.
Гулял с ней и в театр водил. В театре-то все и вышло…
Сели в театр… Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу… Поскучал я, поскучал… Гляжу - антракт…
Она в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:
– Ежели, - говорю, - вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
– Мерси, - говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.
А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных…
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
– Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
– Нет.
И берет третье.
Я говорю:
– Натощак – не много ли? Может вытошнить.
А она:
– Нет, - говорит, - мы привыкшие.
И берет четвертое.
Тут ударила мне кровь в голову.
– Ложи, - говорю, - взад!.. Ложи, - говорю, - к чертовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
– Сколько с нас за скушанные три пирожные?
– С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.
– Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.
– Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
– Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.
А я вывернул карманы - всякое, конечно, барахло на пол вывалилось - народ хохочет.
А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
– Докушайте, - говорю, - гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
– Давай, - говорит, - я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
– Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют с дамами.
А я говорю:
– Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.

Зощенко

Даниил Хармс:

Трудно сказать что-нибудь о Пушкине тому, кто ничего о нем не знает.
Пушкин великий поэт. Наполеон менее велик, чем Пушкин.
Александр I, и II, и III - просто пузыри по сравнению с Пушкиным.
Да и все люди по сравнению с Пушкиным пузыри, только по сравнению с Гоголем Пушкин сам пузырь.
А потому вместо того, чтобы писать о Пушкине, я лучше напишу о Гоголе.
Хотя Гоголь так велик, что о нем и писать-то ничего нельзя, поэтому я буду все-таки писать о Пушкине.

Как известно, у Пушкина никогда не росла борода.
Пушкин очень этим мучился и всегда завидовал Захарьину, у которого, наоборот, борода росла вполне прилично.
«У него - ростет, а у меня - не ростет» - частенько говаривал Пушкин, показывая ногтями на Захарьина.
И всегда был прав.

У Пушкина было четыре сына и все идиоты.
Один не умел даже сидеть на стуле и все время падал.
Пушкин-то и сам довольно плохо сидел на стуле.
Бывало, сплошная умора; сидят они за столом:
на одном конце Пушкин все время со стула падает, а на другом конце - его сын.
Просто хоть святых вон выноси!

Михаил Зощенко: (О творчестве товарища Гоголя)

Это что за фигура? Это откуда такое появилось?
Мало у нас великих писателей, так вот еще какая-то персона лезет!..
Сейчас мы ему, чёрту лохматому, припаяем. Не читали еще его вещиц, но чувствуем, что припаяем. Потому нельзя иначе, чтоб не припаять.
Выпущает, главное, чёрт лохматый, общее собрание сочинений, огребает громадные деньжищи, тратит бумагу, в то время как продукты заворачивать не во что, и еще Гоголем ходит.
А пущай-ка лучше ответит, вносил ли он, курицын сын, налог за последнее полугодие?
И чем он занимался до 17-го года? Тоже писатель!..
(Голоса из зала: Расскажите про Пушкина)
А я про Пушкина и говорю, а не про Лермонтова. Стихи Пушкина, я говорю, вызывают удивление.
Лично мне нравятся его лирические стихи: «Я хотел бы быть сучочком»
(Голоса: Это не Пушкина стихи)
То есть как это не Пушкина? Что вы мне баки заколачиваете?.. Ну, если эти стихи не Пушкина, то я уж и не знаю, что…
Конечно, я, дорогие товарищи, не историк литературы. Я позволю себе подойти, как говорится, по-человечески.
Моя бабушка родилась в 1836 году. То есть Пушкин мог ее видеть и даже брать на руки…
Мой отец родился в 1850 году. Но Пушкина тогда уже, к сожалению, не было, а то он и моего отца мог бы нянчить…
Что же касается Гоголя и Тургенева, то их могли нянчить почти все мои родственники, поскольку еще меньше времени отделяло тех от других…
Да, так про что же это я?..
(Голос с места: Про Пушкина…)
Ах да… Вот я и говорю - Пушкин…
Ему за строчку стихов платили по червонцу. Кроме того, постоянно переиздавали.
А он, несмотря на это, писал, и писал, и писал. Прямо удержу нету.
Конечно, придворная жизнь ему сильно мешала сочинять стихи. То балы, то еще что-нибудь…
И, между нами говоря, Тамара ему, конечно, изменила…
(Шум в зале: Наталья, а не Тамара)
Разве? Ах да, Наталья. Это у Лермонтова - Тамара… Вот я и говорю.
(Шум в зале: Довольно! Уберите оратора!)
Так вот, я кончаю, товарищи…
Влияние Пушкина на нас огромно. Это был гениальный и великий поэт.
И приходится пожалеть, что он не живет сейчас вместе с нами…
Итак, заканчивая свой доклад о гениальном поэте, я хочу отметить, что после торжественной части будет художественный концерт.
(Одобрительные аплодисменты. Все встают и идут в буфет.)


источник