citat: михаил зощенко

Зощенко
Грустные глаза

Мне нравятся веселые люди.
Нравятся сияющие глаза, звонкий смех, громкий говор. Крики.
Мне нравятся румяные девушки с коньками в руках.
Или такие, знаете, в майках, в спортивных туфельках, прыгающие вверх и вниз.
Я не люблю эту самую поэзию, где грусть и печаль и разные вздохи и разные тому подобные меланхолические восклицания вроде: эх, ну, чу, боже мой, ох, фу ты и так далее.
Мне даже, знаете, смешно делается, когда хвалят чего-нибудь грустное или, например, говорят при виде какой-нибудь особы:
– Ах, у нее, знаете, такие прекрасные грустные глаза. И такое печальное поэтическое личико.
Я при этом думаю: «За что ж тут хвалить? Напротив, надо сочувствовать и надо вести названную особу на медицинский пункт, чтоб выяснить, какие болезни подтачивают ее нежный организм и почему у нее сделались печальные глаза».
Нет, у людей бывает очень странный взгляд на вещи. Восхищаться грустными вещами. Восторгаться печальными фактами. Прямо даже не понять, как это бывает…
А как-то, знаете, однажды зашел ко мне в гости мой приятель…
Вот он приходит ко мне и говорит, что он влюбился в одну особу до потери сознания и вскоре на ней женится.
И тут же начинает расхваливать предмет своей любви.
– Такая, – говорит, – она у меня красавица, такие у нее грустные глазки, что я и в жизни никогда таких не видывал. И эти, – говорит, – глазки такой, как бы сказать, колорит дают, что из хорошенькой она делается премированная красавица. Личико у нее нельзя сказать, что интересное, и носик немножко подгулял, и бровки какие-то странные – очень косматые, но зато ее грустные глаза с избытком прикрывают все недостатки и делают ее из дурнушки ничего себе. Я, знаешь, – говорит, – ее и полюбил-то за эти самые глаза.
– Ну и дурак, – говорю я ему. – Вот и выходит, что ты форменный дурак. Прошляпился со своей женитьбой. Раз у нее грустные глаза, значит, у нее в организме чего-нибудь не в порядке – либо она истеричка, либо почками страдает, либо вообще чахоточная. Ты, – говорю, – возьми да порасспроси ее хорошенько. Или поведи к врачу, посоветуйся.
Ох, тут он очень возмутился, начал швыряться вещами, кричать и срамить меня за излишнюю склонность к грубому материализму.
– Я, – говорит, – жалею, что к тебе зашел. У меня такое было поэтическое настроение, а ты своими ручищами загрязнил мое чувство.
Стал он прощаться и уходить…
Вот проходит что-то около полгода. Я позабываю эту историю. Но вдруг однажды встречаю своего приятеля на улице.
Он идет с расстроенным лицом и хочет не заметить меня.
Я подхожу к нему и спрашиваю, что случилось.
– Да так, – говорит, – разные неприятности. Ты мне накаркал – у жены, знаешь ли, легочный процесс открылся. Не знаю, теперь на юг мне ее везти или в санаторию положить.
Я говорю:
– Ну, ничего, поправится. Но, конечно, – говорю, – если поправится, то не будет иметь такие грустные глаза.
Он усмехнулся, махнул рукой – дескать, отвяжись – и пошел от меня.
И вот этой весной я встречаю его снова.
Вижу – морда у него расстроенная. Глаза блестят, но смотрят грустно и даже уныло.
– Вот, – говорит, – теперь сам, черт возьми, захворал туберкулезом. После гриппа. Конечно, может быть, и от жены заразился. Но вряд ли. Скорей всего от усталости захворал.
– А жена? – говорю.
– Она поправилась. Только я с ней развелся. Мне нравятся поэтические особы, а она после поправки весь свой стиль потеряла. Ходит, поет, изменять начала на каждом шагу…
– А глаза? – говорю.
– А глаза, – говорит, – какие-то у ней буркалы стали, а не глаза. Никакой поэзии не осталось.
Тут я попрощался со своим приятелем и пошел по своим делам. И по дороге сочувственно поглядывал на тех прохожих, у кого грустные глаза.

Зощенко

Зощенко

Вот мы с сестренкой Лелей пошли в комнату. И видим: очень красивая елка. А под елкой лежат подарки. А на елке разноцветные бусы, флаги, фонарики, золотые орехи, пастилки и крымские яблочки.
Моя сестренка Лёля говорит:
— Не будем глядеть подарки. А вместо того давай лучше съедим по одной пастилке.
И вот она подходит к елке и моментально съедает одну пастилку, висящую на ниточке.
Я говорю:
— Лёля, если ты съела пастилку, то я тоже сейчас что-нибудь съем.
И я подхожу к елке и откусываю маленький кусочек яблока.
Лёля говорит:
— Минька, если ты яблоко откусил, то я сейчас другую пастилку съем и вдобавок возьму себе еще эту конфетку…
А я был удивительно маленького роста. И мне почти что ничего нельзя было достать, кроме одного яблока, которое висело низко.
Я говорю:
— Если ты, Лёлища, съела вторую пастилку, то я еще раз откушу это яблоко.
Леля говорит:
— Если ты второй раз откусил яблоко, то я не буду больше церемониться и сейчас съем третью пастилку и вдобавок возьму себе на память хлопушку и орех.
Тогда я чуть не заревел. Потому что она могла до всего дотянуться, а я нет.
Я ей говорю:
— А я, Лёлища, как подставлю к елке стул и как достану себе тоже что-нибудь, кроме яблока.
И вот я стал своими худенькими ручонками тянуть к елке стул. Но стул упал на меня. Я хотел поднять стул. Но он снова упал. И прямо на подарки.
Лёля говорит:
— Минька, ты, кажется, разбил куклу. Так и есть. Ты отбил у куклы фарфоровую ручку…
Я хотел зареветь, но в этот момент пришли гости. Много детей с их родителями.
А наша мама говорит:
— Теперь пусть каждый ребенок подходит ко мне, и я каждому буду давать игрушку и угощенье…
Потом мама взяла в руки то яблоко, которое я откусил, и сказала:
— Лёля и Минька, подойдите сюда. Кто из вас откусил это яблоко?
Лёля сказала:
— Это Минькина работа.
Я дернул Лёлю за косичку и сказал:
— Это меня Лёлька научила.
Мама говорит:
— Лёлю я поставлю в угол носом, а тебе я хотела подарить заводной паровозик. Но теперь этот заводной паровозик я подарю тому мальчику, которому я хотела дать откусанное яблоко.
И она взяла паровозик и подарила его одному четырехлетнему мальчику. И тот моментально стал с ним играть.
И я рассердился на этого мальчика и ударил его по руке игрушкой. И он так отчаянно заревел, что его собственная мама взяла его на ручки и сказала:
— С этих пор я не буду приходить к вам в гости с моим мальчиком.
И я сказал:
— Можете уходить, и тогда паровозик мне останется.
И та мама удивилась моим словам и сказала:
— Наверное, ваш мальчик будет разбойник.
И тогда моя мама взяла меня на ручки и сказала той маме:
— Не смейте так говорить про моего мальчика. Лучше уходите со своим золотушным ребенком и никогда к нам больше не приходите…
И тогда я, сидя на маминых руках, закричал:
— Вообще можете все уходить, и тогда все игрушки нам останутся.
И тогда все гости стали уходить.
И наша мама удивилась, что мы остались одни.
Но вдруг в комнату вошел наш папа.
Он сказал:
— Такое воспитание губит моих детей. Я не хочу, чтоб мои дети были жадные и злые. И я не хочу, чтобы они дрались, ссорились и выгоняли гостей. Им будет трудно жить на свете, и они умрут в одиночестве.
И папа подошел к елке и потушил все свечи. И сказал:
— Моментально ложитесь спать. А завтра все игрушки я отдам гостям.

И вот, ребята, прошло с тех пор тридцать пять лет, и я до сих пор хорошо помню эту елку.
И за все эти тридцать пять лет я, дети, ни разу больше не съел чужого яблока и ни разу не ударил того, кто слабее меня…

Зощенко (из рассказа Ёлка)

Так вот, в субботу днём в вагоне для некурящих пассажиров ехала Феклуша.
Фёкла Тимофеевна Разуваева.
Она из Лигова до Ленинграда ехала за товаром…
Едет и едет…
А после, от полной скуки, стала Фекла Тимофеевна подрёмывать.
Что ли в тёплом вагоне её, милую, развезло или скучные картины природы на нее подействовали,
но только начала Фекла Тимофеевна клевать носом.
И зевнула.
Первый раз зевнула – ничего.
Второй раз зевнула во всю свою ширь – аж все зубы можно пересчитать.
Третий раз зевнула еще послаще.
А военный, который наискось сидел, взял и добродушно сунул ей палец в рот.
Пошутил.
Ну, это часто бывает – кто-нибудь зевнет, а ему палец в рот.
Но, конечно, это бывает, между, скажем, настоящими друзьями, заранее знакомыми или родственниками со стороны жены.
А этот, совершенно незнакомый.
Фекла Тимофеевна в первый раз его видит.
По этой причине Фекла Тимофеевна, конечно, испугалась.
И, с перепугу, поскорей захлопнула свой чемодан.
И довольно сильно тяпнула военного за палец.
Ужасно тут закричал военный.
Начал кричать и выражаться.
Мол, палец ему почти начисто оттяпали.
Полез было драться, но пассажиры остановили.
Тем более, что палец совершенно не оттяпали, а просто немного захватили зубами.
И крови-то почти не было – не больше полстакана.
Началась легкая перебранка.
Военный говорит:
– Я, – говорит, – ну, просто пошутил.
Если бы, говорит, я вам язык оторвал или что другое, тогда кусайте меня, а так, говорит, я не согласен.
Я, говорит, военнослужащий и не могу дозволить пассажирам отгрызать свои пальцы.
Фекла Тимофеевна говорит:
– Ой! Если бы ты мне за язык взялся, я бы тебе полную кисть руки оттяпала. Я не люблю, когда меня за язык хватают.
Начала тут Фекла Тимофеевна на пол сплевывать, дескать, может, и палец-то, черт знает, какой грязный и, черт знает, за что брался – нельзя же такие вещи строить – негигиенично.
Но тут ихняя дискуссия была нарушена – подъехали к Ленинграду.
Фекла Тимофеевна еще слегка полаялась со своим военным и пошла на Щукин.

Зощенко (из рассказа Весёленькая история)

Зощенко
Серенький козлик

Когда Ленин был маленький, он почти ничего не боялся.
Он смело входил в темную комнату. Не плакал, когда рассказывали страшные сказки. И вообще он почти никогда не плакал.
А его младший брат Митя тоже был очень хороший и добрый мальчик. Но только он был очень уж жалостливый.
Кто-нибудь запоет грустную песню, и Митя в три ручья плачет.
Особенно он горько плакал, когда дети пели «Козлика».
Многие дети знают эту песенку. Про одного серенького козлика, который пошел в лес погулять, а там на него напали волки, растерзали его и оставили бабушке рожки да ножки.
Несомненно, песенка грустная. Но плакать, конечно, не надо было. Ведь это – песня. Это нарочно, а не на самом деле.
Безусловно, козлика жалко. Но только он отчасти сам виноват, зачем без спросу пошел в лес гулять.
В общем, у Мити всегда дрожал голосок и дергались губенки, когда он вместе с детьми пел эту песню.
А когда Митя доходил до грустных слов «напали на козлика серые волки» – он всякий раз заливался в три ручья.
И вот однажды дети собрались у рояля и запели эту песню.
Они благополучно спели две строчки. Но когда дошли до грустного места о том, как козлик пошел в лес, Митя начал всхлипывать.
Маленький Володя, увидев это, обернулся к Мите, сделал страшное лицо и нарочно ужасным и громким голосом запел:
«На-па-али на коз-ли-ка серые вол-ки…»
Тут Митя, конечно, не выдержал и зарыдал еще больше.
Старшая сестра сделала брату замечание – зачем он дразнит Митю.
И на это маленький Володя ответил:
– А зачем он боится? Я не хочу, чтоб он плакал и боялся. Дети должны быть храбрыми.
Митя сказал:
– Тогда я не буду больше бояться.
Дети снова запели эту песенку. И Митя храбро спел ее до конца. И только одна слезинка потекла у него по щеке, когда дети заканчивали песенку: «оставили бабушке рожки да ножки».
Маленький Володя поцеловал своего младшего братишку и сказал ему:
– Вот теперь молодец.

P.S.
… а мог бы и бритвочкой полоснуть :)

Хотя браки и разводы происходят у нас довольно быстро и, можно сказать, без задержек,
однако желательно полностью механизировать эти домашние процедуры.
Для удобства публики необходимо поставить специальные автоматы,
которые за небольшую сумму могли бы выдавать гуляющей публике удостоверения о браке и разводе.
Скажем, познакомился человек с дамочкой,
подошел к автомату, опустил туда гривенник и -
получай брачное удостоверение.
Или муж. Поссорился, скажем, со своей супругой: кому нести бутылку пива, -
взял и без всяких драм и трагедий развелся у аппарата.
Для удобства населения желательно эти автоматы ставить на бульварах,
в общественных садах, в театрах, кино и так далее.

М.Зощенко

М.Зощенко

Хочется рассказать про одного начальника. Очень уж глубокоинтересная личность…
Так вот, извольте видеть, было это в небольшом городе. Даже не в городе, а в местечке.
И было это в воскресенье.
Представьте себе - весна, весеннее солнышко играет. Природа, так сказать, пробуждается. Травка, возможно что, зеленеть начинает.
Население, конечно, высыпало на улицу. Панели шлифует.
И тут же среди населения гуляет собственной персоной помощник начальника местной милиции Дрожкин.
С супругой. Прелестный ситцевый туалет. Шляпка. Зонтичек. Галоши.
И гуляют они, ну, прямо, как простые смертные. Не гнушаются. Прямо, так и прут под ручку по общему тротуару.
Доперли они до угла бывшей Казначейской улицы. Вдруг, стоп.
Среди, можно сказать, общего переходного тротуара - свинья мотается.
Такая, довольно крупная свинья, пудов, может быть, на семь.
И пес ее знает, откуда она забрела. Но факт, что забрела, и явно нарушает общественный беспорядок.
А тут, как на грех - товарищ Дрожкин с супругой.
Господи, твоя воля! Да, может, товарищу Дрожкину неприятно на свинью глядеть?
Может, ему во внеслужебное время охота на какую-нибудь благородную часть природы поглядеть?
А тут свинья. Господи, твоя воля, какие неосторожные поступки со стороны свиньи!
И кто такую дрянь выпустил наружу? Это же, прямо, невозможно!
А главное - товарищ Дрожкин вспыльчивый был. Он сразу вскипел.
– Это, – кричит, – чья свинья? Будьте любезны ее ликвидировать.
Прохожие, известно, растерялись. Молчат. Начальник говорит:
– Это что ж делается средь бела дня! Свиньи прохожих затирают. Шагу не дают шагнуть. Вот я ее сейчас из револьверу тяпну.
Вынимает, конечно, товарищ Дрожкин револьвер…
Только хотел начальник свинку угробить - жена вмешалась. Супруга.
– Петя, - говорит, – не надо ее из револьверу бить. Сейчас, может быть, она под ворота удалится.
Муж говорит:
– Не твое гражданское дело. Замри на короткое время. Не вмешивайся в действия милиции.
В это время из-под ворот такая небольшая старушка выплывает. Выплывает такая небольшая старушка и что-то ищет.
– Ахти, – говорит, – господи! Да вот он где, мой кабан. Не надо его, товарищ начальник, из пистолета пужать. Сейчас я его уберу.
Товарищ Дрожкин обратно вспылил. Может, ему хотелось на природу любоваться, а тут, извиняюсь, неуклюжая старуха со свиньей.
– Ага, – говорит, – твоя свинья! Вот я ее сейчас из револьверу трахну. А тебя в отделение отправлю. Будешь свиней распущать.
Тут опять жена вмешалась.
– Петя, – говорит, – пойдем, за ради бога. Опоздаем же на обед.
И, конечно, по глупости своей супруга за рукав потянула, – дескать, пойдем.
Ужасно побледнел начальник милиции.
– Ах, так, – говорит, – вмешиваться в действия и в распоряжения милиции! За рукава хватать! Вот я тебя сейчас арестую.
Свистнул тов. Дрожкин постового.
– Взять, – говорит, – эту гражданку. Отправить в отделение. Вмешивалась в действия милиции.
Взял постовой неосторожную супругу за руку и повел в отделение.
Народ безмолвствовал.
А сколько жена просидела в милиции и каковы были последствия семейной неурядицы – нам неизвестно.

М.Зощенко (из рассказа Административный восторг)

Михаил Зощенко
СВЕТЛЫЙ ГЕНИЙ

Речь о раскрепощении женщин товарищ Фиолетов закончил с необыкновенным подъемом.
Он стукнул кулаком по столу, топнул ногой, откинул назад свои волосы и громко закричал:
— Гражданки! Вы, которые эти белые рабыни плиты и тому подобное. И которые деспот муж элемент несознательно относится. И кухня которая эта и тому подобное. Шитье, одним словом. Довольно этих про этих цепей. Полное раскрепощение, к свету нога об руку с наукой и техникой.
— Уру! — закричали женщины. — Уру-ру…
Несколько женщин бросились на оратора, сковырнули его с ног и принялись качать, неловко подбрасывая фиолетовское тело под самую электрическую люстру.
«Не ушибся бы», — думал Фиолетов, испуганно брыкаясь и дергая ногами в белых суровых носках.
Через пять минут, когда Фиолетов начал кусаться, восторженные гражданки поставили его на пол и наперерыв жали ему руки, восхищаясь симпатичной его речью.
Какая-то немолодая гражданка в байковом платке подошла к Фиолетову и, потрясая его руку, робко сказала:
— Вы этот, как его, светлый гений человечества в окне женщины.
Фиолетов накинул на плечи пальто и вышел на улицу, слегка покачиваясь.
Фиолетовское нутро пело и ликовало.
«Да-с, — думал Фиолетов. — Тово-с. Здорово… Светлый гений… А?»
Фиолетов быстро дошел до дому и нетерпеливо принялся стучать в дверь кулаком. Ему открыла жена.
— Открыли? — ехидно спросил Фиолетов. — Два часа стоишь, как собака на лестнице… Наконец открыли.
— Иван Палыч, я враз открыла, — сказала жена.
— Враз, враз! А вам охота, чтоб не враз? Вам охота, чтоб муж восемь часов простаивал на лестнице? Вам охота восьмичасовой рабочий день тратить?! Жрать!
Жена метнулась в кухню и через минуту поставила перед Фиолетовым тарелку с супом.
— Ну, конечно, — сказал Фиолетов, — работаешь, как собака, как сукина дочь, а тут суп несоленый.
— Посолите, Иван Палыч, — простодушно сказала жена.
— Ага, теперь посолите! — заорал Фиолетов. — По-вашему, мне только и делов, что супы солить? Работаешь, как собака, а тут суп солить?!
Жена печально зевнула, перекрестила рот и пересела на другой стул.
— Пересаживаетесь! — завизжал Фиолетов. — Демонстрации мне устраиваете? Довольно мещанской идеологии! Я вам накажу кузькину мать…
Фиолетов уныло покушал, скинул с себя пиджак и сказал:
— Зашить надо. Разорвали, черти, качавши… Нечего без дела-то сидеть.
Жена взяла пиджак и принялась за шитье.
— Да электричество зря не жгите! — крикнул Фиолетов, заваливаясь на постель. — Мне же платить придется… Можете и в темноте зашить. Не узоры писать.
Жена потушила лампочку и неровными стежками стала пришивать пиджак к своей юбке.
Светлый гений, тихо посвистывая носом, спал.

М.Зощенко

Михаил Зощенко
СИЛА ТАЛАНТА

Успех актрисы Кузькиной был потрясающий.
Публика била ногами, рычала.
Поклонники актрисы кидали на сцену цветы, кричали:
- Кузькина! Ку-узькина!
Один из наиболее юрких поклонников пытался проникнуть на сцену через оркестр, но был остановлен публикой.
Тогда он бросился в боковую дверь с надписью: «Посторонним воспрещается» - и скрылся.
Актриса Кузькина сидела в артистической уборной и думала.
Ах, именно о таком успехе она и мечтала.
Потрясать сердца.
Облагораживать людей своим талантом…
Но тут в дверь постучали.
- Ах, - сказала актриса, - войдите.
В комнату стремительно вошел человек.
Это был юркий поклонник.
Он до того был боек в своих движениях, что актриса не могла даже его лица рассмотреть.
Он бросился перед ней на колени и, промычав: «Влюблен… потрясен»,
схватил брошенный на пол сапог и стал покрывать его поцелуями.
- Позвольте, - сказала актриса, - это не мой сапог, это комической старухи… Вот мой.
Поклонник с новой яростью схватил актрисин сапог.
- Второй… - хрипел поклонник, ползая на коленях, - где второй?
«Господи! - подумала актриса. - Как он в меня влюблен!»
И, подавая ему сапог, робко сказала:
- Вот второй… А вон там мой лиф…
Поклонник схватил сапоги и лиф и торжественно прижал их к груди.
Актриса Кузькина откинулась в кресле.
Господи! Что можно сделать силой таланта! Довести до невменяемости…
Успех! Какой успех! Поклонники врываются к ней, целуют ее обувь. Счастье! Слава!
Потрясенная своими мыслями, она закрыла даже глаза.
- Кузькина! - громко закричал режиссер. - Выход!
Актриса очнулась. Поклонника с сапогами уже не было.
После выяснилось: кроме сапог и лифа, из уборной исчезла коробка с гримом, парик и -
один сапог комической старухи: другого поклонник не нашел.
Другой лежал под креслом.

М.Зощенко

Михаил Зощенко
ЛЮБОВЬ (коротко)

Вечеринка кончилась поздно…
Вася Чесноков надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв ее под руку.
Было холодно. Светила луна. И под ногами скрипел снег…
– Вот вы смеетесь и зубки скалите, - сказал Вася, - а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на рельсы, и лежите до первого трамвая - и лягу. Ей-богу…
– Да бросьте вы, - сказала Машенька, - посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит.
– Да, замечательная красота, - сказал Вася, глядя с некоторым изумлением на облупленную штукатурку дома… Вот многие учёные и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой моей смерти и до самопожертвования. Ей-богу… Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об ту стенку - ударюсь…
Парочка вышла на Крюков канал.
– Ей-богу, - снова сказал Вася, - хотите вот - брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу доказать…
Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет.
– Ах! - закричала Машенька. - Вася! Что вы!
Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла.
– Чего разорались? - тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку.
Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решетке.
Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав.
– Скидавай пальто. Да живо. А пикнешь - стукну по балде, и нету тебя. Понял, сволочь? Скидавай!
Вася дрожащими руками расстегнул шубу и снял.
– И сапоги тоже сымай!..
– Даму не трогаете, а меня - сапоги снимай, - проговорил Вася обидчивым тоном, - у ей и шуба, и калоши, а я сапоги снимай.
Человек спокойно посмотрел на Машеньку и сказал:
– С её снимешь, понесёшь узлом - и засыпался. Знаю, что делаю.
Вася Чесноков присел на снег и стал расшнуровывать ботинки.
– У ей и шуба, - снова сказал Вася, - и калоши, а я отдувайся за всех…
Человек напялил на себя Васину шубу, сунул ботинки в карманы и сказал:
– Сиди и не двигайся и зубами не колоти. А ежели крикнешь или двинешься - пропал. Понял, сволочь?..
Человек поспешно запахнул шубу и исчез.
Вася обмяк, скис и кулем сидел на снегу, с недоверием посматривая на свои ноги в белых носках.
– Дождались, - сказал он, со злобой взглянув на Машеньку. - Я же её провожай, я и имущества лишайся. Да?..
Когда шаги грабителя стали совершенно неслышны, Вася Чесноков заерзал вдруг ногами по снегу и закричал тонким, пронзительным голосом:
– Караул! Грабят!
Потом сорвался с места и побежал по снегу, в ужасе подпрыгивая и дергая ногами.
Машенька осталась у решётки.

Зощенко

Михаил Зощенко
Рассказ АРИСТОКРАТКА (коротко)

Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках.
Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой.
Гулял с ней и в театр водил. В театре-то все и вышло…
Сели в театр… Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу… Поскучал я, поскучал… Гляжу - антракт…
Она в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:
– Ежели, - говорю, - вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
– Мерси, - говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.
А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных…
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
– Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
– Нет.
И берет третье.
Я говорю:
– Натощак – не много ли? Может вытошнить.
А она:
– Нет, - говорит, - мы привыкшие.
И берет четвертое.
Тут ударила мне кровь в голову.
– Ложи, - говорю, - взад!.. Ложи, - говорю, - к чертовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
– Сколько с нас за скушанные три пирожные?
– С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.
– Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.
– Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
– Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.
А я вывернул карманы - всякое, конечно, барахло на пол вывалилось - народ хохочет.
А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
– Докушайте, - говорю, - гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
– Давай, - говорит, - я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
– Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют с дамами.
А я говорю:
– Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.

Зощенко