citat: русская душа




Аркадий Аверченко
Русский в Европах (коротко)

В курзале одного заграничного курорта собралась за послеобеденным кофе самая разношерстная компания…
Разговор шел благодушный, послеобеденный.
- Вы, кажется, англичанин? - спросил француз высокого бритого господина. - Обожаю я вашу нацию: самый дельный вы, умный народ.
- После вас, - с любезностью поклонился англичанин…
- Вы, японцы, - говорил немец, - изумляли и продолжаете изумлять нас, европейцев. Благодаря вам слово «Азия» перестало быть символом дикости, некультурности.
- Недаром нас называют «немцами Дальнего Востока», - скромно улыбнувшись, ответил японец…
В другом углу грек тужился, тужился и наконец сказал:
- Замечательный вы народ, венгерцы!
- Чем? - искренно удивился венгерец.
- Ну, как же… Венгерку хорошо танцуете.
- И вы, греки, хорошие.
- Да что вы говорите?! Чем?
- Ну… вообще. Приятный такой народ. Классический. Маслины вот тоже. Периклы всякие.
А сбоку у стола сидел один молчаливый человек и, опустив буйную голову на ладони, сосредоточенно печально молчал.
Любезный француз давно уже поглядывал на него. Наконец, не выдержал, дотронулся до его широкого плеча:
- Вы, вероятно, мсье, турок? По-моему - одна из лучших наций в мире!
- Нет, не турок.
- А кто же, осмелюсь спросить?
- Русский я!..
- Русский? Да что вы говорите?.. Альфред, Мадлена! Вы хотели видеть настоящего русского - смотрите скорее!
- Где, где?..
- Немца бы от него подальше убрать. А то немцы больно уж ему насолили… как бы он его не тово!..
- Очень вас большевики мучили? - спросил добрый японец…
- А что такое взятка? Напиток такой или танец?
- А правда ли, что если русскому рабочему запеть «Интернационал», он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в крахмальной рубашке и очках?
- А правда, что некоторые русские покупали фунт сахару за пятьдесят рублей, а продавали за тысячу?
- Правда ли, что разбойнику Разину поставили на главной площади памятник?..
- Горит!! - крикнул вдруг русский, шваркнув полупудовым кулаком по столу.
- Что горит? Где? Боже мой…
- Душа у меня горит! Эй, кельнер, камерьере, шестерка - как тебя там?! Волоки вина побольше! Всех угощаю! Поймёте ли вы тоску души моей?! Сумеете ли заглянуть в бездну души славянской… Эх-ма!..
Сгущались темно-синие сумерки.
Русский, страшный, растрепанный, держа в одной руке бутылку, а кулаком другой руки грозя заграничному небу, говорил:
- Сочувствуете, говорите? А мне чихать на ваше заграничное сочувствие!! Вы думаете, вы мне все - мало моей жизни отняли? Ты, немецкая морда… Разве я могу забыть? А тебе разве забуду, как ты своих носатых китайских чертей прислал - нашу дор… доррогую Россию губить? А венгерец… тоже и ты хорош… Ох, горько мне с вами, ох, тошнехонько… Пить со мной вы можете сколько угодно, но понять мою душеньку?! Горит внутри, братцы! Закопал я свою молодость, свою радость в землю сырую… «Умру-у, похоронят, как не-е жил на свете!»…
И долго еще в опустевшем курзале, когда все постепенно, на цыпочках, разошлись, - долго еще разносились стоны и рыдания полупьяного одинокого человека… И долго лежал он так, неразгаданная мятущаяся душа, лежал, положив голову на ослабевшие руки, пока не подошел метрдотель…

Аверченко

[1..1]