citat: рассказ с юмором

САША ЧЁРНЫЙ
КОМАРИНЫЕ МОЩИ (отрывки из рассказа)

Вот вы мою Наташу помните… Цветок полевой, кровь с кефиром.
Прохожие шеи сворачивали, до того у нее линии натуральные были.
Плечики, щечки и тому подобное. Виолончель…
Хоть садись да пиши с нее плакат для голландского какао…
А теперь… Видали, что моя Наташа, на других глядя, над собой сделала? Начала гурией, кончила фурией…
Подкатился я как-то к ней: ну скажи, Ната, ниточка ты моя, для кого это ты себя в гвоздь заостряешь?
Не для меня же, надеюсь. Вкусы мои тебе с детства известны.
А ежели, не дай Бог, для других, - то где же такие козлы противоестественные, чтобы на твое плоскогорье любоваться стали?
Сузила она только глаза, как пантера перед прыжком…
Два часа я потом у нее же, дурак, перед закрытой дверью прощенья просил… сто франков дал - простила.
А сколько терпит?..
Утром корочку поджаренную пососет, в обед два лимона выжмет, вечером простоквашей рот прополощет.
Ночью невзначай проснешься: лежит она рядом, губы дрожат, глаза сухие, голодные… Как у вурдалака.
Даже подвинешься к краю - как бы зубами не впилась.
А в чем дело? Хлеб толстит, картофель распирает, мясо разносит, молоко развозит…
Да еще раз в неделю полную голодовку объявляет. Ну, само собой, - меня же и грызет с утра до ночи от раздражения.
Дочка даже, тринадцатилетняя килька, туда же. Линию себе выравнивает…
- Ты, говорю, чучело, растешь - тебе питаться надо. Я в твоем возрасте даже сырые вареники на кухне крал, до того жадный был.
Фыркнет, скажет что-нибудь, чего ни в одном словаре нет, и отвернется.
- На кого, комариные мощи, фыркаешь? На отца?
Мать за нее: не вмешивайтесь, пожалуйста. Я свою дочь не в кормилицы готовлю…
Только и слышишь: сантиметра три, слава Богу, за неделю спустила…
Для кого старается? Инвалид столетний и тот отвернется…
А главный вопрос - я-то из-за чего страдаю? Доход у меня кое-какой есть… Кручусь, кручусь, как козел на ярмарке.
Кулебяку-то я свою насущную заслужил?
Придешь домой, носом потянешь: прежде хоть обедом пахло, а теперь одной голой пудрой…
По ночам даже пельмени снятся, гуси с кашей мимо носа летают. Только одного за лапку поймаешь, ан тут и проснешься…
Да-с. Мода…
А я так полагаю: ежели бы завтра шутники какие пропечатали, что модно щипцы для завивки в ноздре носить, - все дамы так оптом носы бы и продырявили. Уж мои-то первые, будьте покойны-с.
И опять: почему портные, дураки, ее не отменят? Сговорились бы с фабрикантами и готово.
Ведь на полную даму и материи больше идет…
Да и фермерам и лавочникам, посудите, какая прибыль, ежели вся женская часть на натуральные продукты набросится!..
Я уж и то прикидывал: не через женский ли недоед и весь мировой кризис колом встал?
Как вы полагаете?..

Саша Черный

Влас Дорошевич
СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ (отрывок)

Иван Петрович, отставной полковник и большой добряк, закурил толстейшую папиросу и воскликнул:
- Чтоб чёрт меня взял, если я когда-нибудь забуду эту ночь! При воспоминании о ней до сих пор мороз подирает по коже.
Мы придвинулись поближе к столу.
- Я ехал, чёрт меня знает зачем, по железной дороге. За окном выла вьюга.
Нас было двое в вагоне: я и какой-то молчаливый пассажир… От скуки я задремал.
Чёрт меня знает, сколько времени я спал, но только, когда проснулся, было тихо, как в могиле. Мы не двигались.
Я взглянул в окно. Сплошная белая стена снегу, вплотную прилипшая к стеклу. Дверь занесена.
Мы погребены в сугробе вдвоём с моим спутником. Я оглянулся на него.
- Занос! - крикнул я.
- Да, занос! - преспокойно ответил он.
- Но ведь можно погибнуть в этом дьявольском ящике под сугробом снега.
- Не думаю. Недели через две нас отроют!
- Но ведь мы до тех пор умрём с голоду!
Он преспокойно отвечал:
- Нет. По крайней мере, что касается до меня. Когда мне станет невтерпёж, я вас съем.
- То есть как?
- Для меня это совершенно привычное дело. Я людоед.
- Такие шутки неуместны, милостивый государь!
- Да я вовсе и не думаю шутить. Я вас съем.
И он даже облизнулся, глядя на меня.
- Мне кажется, вы будете недурны на вкус. Сначала я съем у вас почки. Признаться, давно не ел почек…
Впрочем, бросим этот разговор. А то у меня разыгрывается аппетит. Я могу начать есть сейчас же, и тогда мне вас не хватит на две недели.
Я старался говорить как можно вежливее.
- Где же вы приобрели… такую странную замашку?
- Есть вашего брата? У дагомейского короля Беганзина, милейший. У него. Отличная кухня.
Уберите ваши ноги! Ваши ноги мешают мне рассказывать. Глядя на ваши ноги, мне ужасно хочется ножек фри.
Я сел по-турецки, свернув ноги калачиком…
Он облизнулся, глядя на мои руки.
Я надел перчатки.
- Благодаря людоедству, я сделал даже отличную карьеру
- Благодаря людоед…
- Не раскрывайте так широко рот. Я вижу ваш язык!.. Да-с, сделал карьеру! Это очень просто.
Когда мне хотелось повышения, я заманивал товарища, чьё место хотел получить, к себе в гости и съедал его.
Пока я делал карьеру, из нашего отделения пропало три столоначальника, два экзекутора, один начальник отделения и один писец.
Впрочем, последнего я съел не для карьеры, а просто потому, что он скверно писал.
Теперь мне хочется перевестись в N-ск, и я еду туда. Думаю съесть начальника департамента. И вдруг этакая неприятная задержка!
Впрочем, - добавил он, облизнувшись, - вы скрасите моё одиночество. Вы мне, чёрт возьми, нравитесь!
Я съем вас только тогда, когда мне будет невтерпёж! Но пока вы должны рассказывать мне смешные анекдоты…
Вы понимаете моё положение?!
Я забился в угол вагона и два дня не смыкал глаз.
И в это время я ещё должен был ему рассказывать смешные истории, чтоб он непременно держался за бока от хохота.
Так прошло двое суток, на третьи…
Мы ещё ближе придвинулись к столу:
- Ну, и что же?
Полковник оглянул нас презрительным взглядом, в котором можно было прочитать: «Эх, вы, щенята!»
и, глубоко вздохнув, закончил свой рассказ:
- Голод не тётка!.. На третий день он меня съел!

Влас Дорошевич